Ратибор, выслушав вернувшихся, только вздохнул. Не нравилось ему то, что происходило, если дальше так пойдёт, они рисковали, что недовольные крестьяне на город пойдут, и тогда совсем плохо будет. Но пока у них была еда, которую дружина распределяла по возможности честно и равно. Не все тем довольны были, кое‑кто требовал, чтобы провизию делили по внесённому вкладу, ну да Ратибор решил, что поровну, и недовольным пришлось подчиниться, потому как у Ратибора за спиной дружина была, которая единогласно его над собой главным признала.
Так прошла ещё неделя.
— Всемил, Ратибор, — в дружинную избу вломился один из мальцов. — Там… отец ваш…, — мальчишка махнул рукой. — Быстрее.
Братья тут же бросились за мальчишкой, тот привёл их к пепелищу дома Ворона Лесного. Слав лежал на земле, в окружении людей. Лежал и не дышал.
— Батя, — Всемил подскочил к отцу первым и приложил ухо к его груди. — Батя, — заорал он. Сердце у Слава не билось. Ратибор опустился рядом.
— Он мимо шёл, — сказал кто‑то. — А у пепелища остановился, бормотал что‑то, а потом просто упал.
— Видать, сердце не выдержало, — сочувственно сказал кто‑то другой.
— Батя, — Всемил плакал. — Ратибор, да что же это?
— Сироты мы теперь с тобой, — Ратибор поднялся. — Сходи домой, рубаху его нарядную найди и кольчугу боевую, в них похороним.
Всемил послушно поплёлся домой, а Ратибор отнёс тело отца в дружинную избу, а когда в последний путь переодели, на площадь, туда где тела умерших сегодня женщин собирали. Вечером Слава в общей могиле и похоронили. За всё это время Ратибор не проронил почти не слова. Заплакал он только дома, у постели молодой жены. Но она пожалеть не могла, а утром и её не стало.
Когда Ратибор вошёл в дом Никиты тот сразу всё понял, часто заморгал, отчаянно рукой махнул и ушёл к жене.
— Лада жива ещё? — спросил находившегося тут же Всемила Ратибор.
— Да, — кивнул тот. — Но уже почти в себя не приходит. Хотя, когда просыпается, вроде всё понимает.
— Иди к ней, а потом собирайся, за данью поедешь.
— Ратибор, но…
— Поедешь, — с угрозой повторил Ратибор. — Время пришло дань с земель собирать. Простись с ней и собирайся.
Всемил сидел у Лады, та не спала. Внизу что‑то громыхнуло.
— Мама, — вдруг сказала Лада и заплакала, сначала тихонько, потом сильнее а потом и вовсе завыла в голос. Всемил заметался. Надо было сходить вниз и узнать что случилось, потому что ежели Лада права и тётя Лебедь умерла, то Никита вполне руки на себя наложить может, но как же уйти и Ладу одну бросить.
— Папа, — плакала Лада. — Всемил, папа.
— Я быстро, — Всемил бросился вниз.
Никита сидел у постели умершей жены и выл. Увидев парня, он замер и испуганно раскрыл глаза.
— Лада? — прохрипел Никита, голос не слушался. — Умерла?
— Нет, плачет. Она почувствовала что Лебедь ушла. Пойдём к ней, дядя Никита, прошу, — он поднял мужчину с пола и почти силой повёл наверх.
— Папа, — Лада силилась приподняться, но не могла.
— Ладушка, — Никита сел к ней на кровать, обнял и заплакал вместе с дочерью. Всемил подошёл и обнял обоих.
— Мне страшно, — прошептала Лада. — Я боюсь умирать. Маме было больно?
— Нет, Ладушка. Она во сне ушла, тихо, безболезненно, не страдая, — Никита укачивал дочь как младенца. — Ты не бойся и не плачь.
— Может ещё поправишься, — Всемил щёлкнул подругу по носу и только боги знали сколько усилий ему пришлось приложить чтобы слова эти звучали беспечно.
— Конечно, только для этого покушать надо, — закивал Никита и поспешил на кухню, суп подогреть.
Всемил подождал пока Лада уснёт, потом помог Никите Лебедь переодеть и, позвав товарищей, вынес тело на площадь. Никита хотел бы остаться с женой до похорон, но Всемилу надо было уезжать, и Лада оставалась дома совсем одна.
Ратибор отправил на сбор дани треть дружины и дружинники очень скоро убедились в его дальновидности. На бесхозные земли уже полез всякий сброд, дружина выбила три большие банды, а потом в одной из деревень столкнулась с ратниками соседского князя. Те тоже пришли дань собирать.
— Это наши земли, — командир отряда держал руку на мече, готовый в любой момент дать команду. — Ошиблись вы малость, ваши землю вон за тем холмом.
— Мы по приказу князя вашего, — вышел вперёд командир соседского отряда. — Князь ваш у нашего гостит, приказал вот дань собрать.
— У вашего князя не знаю кто живёт, а нами теперь Ратибор княжит.
— Погодите, но…
— Послушай меня, и князю своему передай, — перебил его воин Ратибора. — Князь — это тот, кто городом правит, кто народ свой не только в радости, но и в беде не бросает. А тот, что у вас живёт, нас бросил, сбежал, а значит, сложил он с себя обязанности князя. Ну да мы и без него не пропадём, только вот земля это наша и посему, предлагаю вам по–хорошему оставить всё, что у нас собрали, и убраться. А не то мы своё силой отберём, только ваши жёны не всех из вас дождутся.
По дружине пробежал тяжкий вздох. Этих‑то есть кому ждать, а вот они домой вернуться в пустые дома.
Соседская дружина совещалась не долго, они передали то что уже собрать успели, и убрались к себе. Командир, Ратибором назначенный, часть воинов на границе оставил, усилив приграничные дозоры, а остальных дальше повёл.
Всемил вернулся через две недели. Город производил удручающее впечатление. Тел на площади больше не было, потому как умирать было почти некому, ещё живы были несколько десятков женщин, но и их обнадёживать врачи не спешили.
Ратибор походил на каменного идола, высохший, осунувшийся, он встретил дружину, выслушал доклад, одобрил решение об усилении границ и приказал переписать всё что из объезда привезли.