— Куда вы теперь? — спросили Всемила у ворот.
— В Синеград поедем, — Всемил пожал руки товарищей и хлестнул лошадей.
— А мы разве в Синеград собирались? — растерянно спросил Никита.
— Пусть князь думает что туда, — Ратибор попытался сесть, но Лада не дала.
— Лежи, не двигайся. А лучше спи. Тебе удобно?
— Удобно, — Ратибор вздохнул.
— Только бы погоню князь не послал, — тихо вздохнул Всемил и вывел лошадей на большой тракт.
Они ехали не сильно быстро, но и не медленно, ехали до самого вечера, а как начало темнеть, Всемил вдруг развернул лошадей на небольшую дорожку, что в сторону от тракта шла и стал нахлёстывать лошадей.
— Всемил, трясёт сильно, — взмолилась Лада вскоре. — Ратибору совсем плохо.
— Ничего, я потерплю, — Ратибор сжал зубы. — Гони, братишка, гони.
— Ещё немного, а потом на дорогу получше выберемся, — повернулся Всемил. — Скоро.
Но лучше дорога стала только к утру. Всемил остановился, чтобы дать передохнуть лошадям, сведя телегу с дороги. Все передохнули немного, а через пару часов, снова двинулись в путь.
— Мы прячемся? — спросила Лада на третий день пути, когда они снова свернули с тракта.
— Да, — кивнул Всемил. — Боюсь я, что князь добить Ратибора захочет, чтобы у него соперника уж наверняка не было. Потому и едем окольными путями. Это дольше, зато спокойнее.
— Август уж, — вздохнула Лада. — Успеем ли? Нам же не только доехать, ещё и обустроиться надо.
— Успеем, — Всемил подмигнул девушке и бросил взгляд на Никиту. С тех пор как они уехали из города, тот почти всё время молчал, погружённый в какие‑то свои мысли. Он не жаловался, не ругался, ничего не просил, ничему не радовался. Ладу очень беспокоил отец, но она Всемилу ничего не говорила, не хотела его лишний раз отвлекать, да и что бы он сделать мог?
— Всё будет хорошо, Лада, — Ратибор тронул девушку за руку. — Подсоби мне, устал я лежать.
Лада подложила Ратибору подушку под спину и помогла ему устроиться поудобнее, снова взглянула на отца и тяжело вздохнула.
До Быстрограда они добирались дольше чем Всемил планировал, и если конным и по прямой Всемил в составе дружины проделал путь до этого города за пару недель, то теперь на телеге, да окружными дорогами, они подъехали к землям быстрогородского князя только через полтора месяца. Боги были к ним не очень благосклонны, сентябрь выдался дождливым, телега постоянно увязала, одеяла и одежда постоянно были мокрыми, седоки в телеге мёрзли.
— Потерпите, уже немного осталось, — Всемил повернулся на козлах и отбросил с лица мокрую прядь волос, а потом шмыгнул носом. — За следующим поворотом уже Быстроград виден будет.
— Побыстрее бы, — вздохнул Никита, склоняясь над дочерью, которая вот уже второй день сильно болела. — Ладушка, как ты?
Лада не ответила.
— Лада, — Ратибор склонился к девушке. — Лада.
— Что с ней? — Всемил пытался одновременно лошадьми управлять и повернуться.
— Стой, — вдруг велел Ратибор.
— Что? — не понял Всемил.
— Я говорю лошадей останови и с дороги съезжай.
Когда Всемил выполнил приказ брата, тот склонился над Ладой, прислушиваясь к её дыханию.
— Лада, — снова позвал он. Девушка с трудом открыла глаза. — Лада, дай мне руку, — попросил Ратибор. — Постарайся.
— О боги, — прошептал Никита. — Нет, нет, она же поправилась.
— Ладушка, постарайся, — тихо повторил просьбу Ратибор, а Всемилу вдруг воздуха хватать перестало. Лада руки поднять не могла.
— За что? — закричал Никита, глядя в хмурое дождливое небо. — За что? Она же выжила.
— Тише дядя Никита, — Ратибор усадил мужчину обратно. — Нельзя нам в город, сворачивай с дороги, Всемил, надо туда где людей нет отъехать.
— Ратибор, так может в город, там хоть сухо будет.
— Нельзя ей в город, — покачал головой Ратибор. — Если это…, — он запнулся. — Нельзя. Не хочешь же ты в Быстроград смерть привести.
Всемил утробно зарычал и зло ударил по краю телеги кулаком. Никита заплакал, лёг рядом с дочерью, укрыл её мокрым почти насквозь одеялом и обнял, грея своим теплом.
Ратибор сам взял лошадей пол уздцы и повёл от дороги прочь. Всемил поплёлся следом.
Через день ничего не изменилось, Лада как и прежде была не в силах пошевелиться и почти всё время лежала в забытьи. Иногда она бредила, звала то мать, то Любомира, то кричала чтобы он прочь шёл. Никита снов замкнулся, и сидел около дочери не отходя, Всемил и Ратибор уходили по очереди, чтобы набрать в лесу веток для костра и найти что‑нибудь поесть.
А на третий день из лесу выехал десяток всадников. Всемил и Ратибор вышли вперёд, положив руки на мечи, за их спинами, испуганно закрывал собой дочь Никита.
— Всемил, — один из подъезжающий узнал парня. — Всемил, ты ли это?
— Долгай, — обрадовался Всемил знакомому.
Всадники спешились, но тут Ратибор выступил вперёд.
— Стойте, не подходите, — он выставил вперёд руку.
— Ратибор, ты чего, это свои. Долгай в дружине князя Ждана служит.
— Потому и прошу, — сказал Ратибор. — Опасно это может быть.
— А вы что вообще тут делаете? — спросил командир отряда, он Всемила тоже узнал.
— Мы жить к вам ехали, — Всемил опустил голову и покосился на брата.
— Я не знаю опасно ли это, но лучше вам от нас подальше держаться, добрые люди, — сказал Ратибор.
— Расскажешь почему? — хмурясь, спросил старший.
— Расскажу,
Он поведал быстрогородским дружинникам о той страшной беде, что обрушилась на их родной город, о том, как вернулся сбежавший князь, как сами они убегали из города. А потом рассказали о том, что Лада снова слегла и что недуг её очень похож на тот, что всех женщин погубил.